— Нет, — пробормотала Ясинэ, переваливаясь через борт ванны. — Нет-нет-нет…

Не чувствуя боли, она взяла ребенка на руки:

— Ты все испортил… — положила его на пол и занесла руку, объятую огнем. — Ты все испортил…

Огонь переметнулся на котенка, взметнулся, пожирая его.

И опал густым лиловым туманом.

Младенец пронзительно закричал, размахивая кулачками. И с кистей его рук лился священный туман.

Шисаи.

Ясинэ заплакала. Сгребла котенка в охапку и прижала к себе.

Боже, какое холодное тельце…

— Он мальчик, и он шисаи, надо отдать его Сакерду, — вторая шисаи попятилась.

— Рискни, — зарычала Ясинэ, вытаскивая из кармана шенбяо.

— Но ты не можешь…

Веревка шенбяо глухо щелкнула, обвивая лапу кошки, и в следующее мгновение она оказалась на полу. Еще через мгновение — у ног Ясинэ.

Та наклонилась, прижимая котенка к груди, и обхватила когтями ее горло:

— Если хоть одна тварь вынесет правду из моего храма — я уничтожу ее, — прошипела Ясинэ. — Кивни, если поняла.

Шисаи судорожно закивала.

— Нет у меня ребенка. Я потеряла его в тяжелых родах. Понятно?

Шисаи закивала снова.

— Замурчательно, — Ясинэ убрала руку и побрела с младенцем к ванне. Лапы едва ее слушались, дрожа, казалось, от самых бедер.

— А послед… — тихо пробормотала шисаи, развязывая веревку шенбяо.

— Сама разберусь.

Шисаи замолчала, поклонилась Ясинэ в пояс и убежала, оставив ее наедине со своей болью и мальчишкой.

Ясинэ дождалась последа, вымыла ребенка и укутала его в заранее приготовленные пеленки.

— Я ненавижу тебя. Но полюблю. Обязательно полюблю сильнее всех на свете. Ведь больше никого у меня нет, — она погладила его по пушистым ушкам и поцеловала в крохотный кошачий носик. Ребенок вмиг успокоился.

Руки дрожали, по ногам стекала кровь. Восстановление будет долгим, очень долгим.

Накинув черное кимоно, она подвязала его веревкой шенбяо, не найдя пояса. Прижала ребенка к груди и направилась к выходу.

На поверхности ее уже ждали. Она замерла в дверях храма, боясь шагнуть наружу.

С той стороны рядами стояли куно, и позади них всех — вторая шисая. Они стояли и ждали свою Госпожу, главу их храма. Ясинэ сглотнула и решительно шагнула им навстречу.

И все они одна за другой сели в поклоне. Все.

— Соболезнуем вашей утрате, Госпожа, — заговорили они, вторя друг другу.

Ясинэ шла мимо них. Тихо всхлипывал котенок.

А они повторяли, прекрасно слыша его плач:

— Соболезнуем вашей потере, Госпожа.

Соболезнуем…

#14. Я малодушию даю неравный бой

Полдень — самое отвратительное время дня. Если проснуться на рассвете, то в это время начинает казаться, что день бесконечен, и все, чем ты пытаешься его заполнить — тонет в нем, как в бездонном океане. Если спать в храме под землей, то, выбравшись к полудню наружу, обнаружишь, что день уже заканчивается, и что бы ты ни пытался впихнуть в оставшиеся часы — все равно не успеешь сделать. Единственное, чего хочется в полдень — забыть о существовании самого времени.

Ясинэ медленно взбиралась по склону, подобрав длинные полы нарядного кимоно. В последние годы их обезоруживающая красота притягивала все сильнее и сильнее. С этой красотой не могло тягаться боевое кимоно, не могла тягаться форма, обыкновенные платья и даже мужская одежда. Все оно было слишком простым, слишком специфичным, все оно предполагало один своим существом работу — маскировку, бои, тренировки, походы. И от всего этого тошнило невероятно.

Тигренок в прыжке врезался в бо и тут же отпрянул, тряся головой. Ясинэ вздохнула и покачала головой. Тигренок же, заметив бабочку, тут же сорвался с места и побежал за ней. Непоседа, каких поискать…

Выше, на пригорке, лежала девушка. Статная, крепко сложенная. В кузнечном фартуке поверх мужской одежды, рядом валялись грубые краги и высокие сапоги. Девушка покачивала медвежьей лапой, поставленной на согнутое колено, и смотрела за проплывающими облаками.

Обычная медведица. Так похожая на таких же соклановцев. Даже ее кузнечный наряд — совершенная обыденность для этого клана. Вот только если прищуриться и сосредоточиться, можно заметить вскользь, как она горит изнутри знакомым плетением.

Ясинэ подошла ближе и остановилась в полуметре. Медведица, заметив ее присутствие, приподнялась на локтях и вопросительно подняла брови.

— Ясинэ, — представилась глава одиннадцатого храма Самсавеила.

Медведица встрепенулась от удивления и ответила тем же:

— Берлинда.

Жестом пригласив Ясинэ расположиться рядом, Берлинда села, подогнув медвежьи лапы по себя.

— Позволишь? — Ясинэ присела на склоне и достала футляр с кисэру и мешочек с табаком.

Берлинда усмехнулась и кивнула.

Ясинэ неспешно скатала табак в крохотный шарик и положила в маленькую металлическую чашу. Этой порции было достаточно, и мешочек отправился на бедро под первым слоем кимоно.

— Ты, говорят, отличный кузнец, — обратилась Ясинэ к Берлинде. — Не врут?

— Не врут, — Берлинда прищурилась. — А вы, говорят, легендарная и самая талантливая шисаи. Не врут?..

Ясинэ прищелкнула пальцами, вызывая огонь, и подожгла горошину табака. Медленно вдохнула первый дым через мундштук и так же медленно выдохнула, будто растягивая время.

— Врут, — наконец, сказала она.

Берлинда в голос рассмеялась.

— А что о тебе тогда правда?

— Ничего, — пожала плечами Ясинэ. — Ни-че-го.

От новой порции терпкого дыма медведица отмахнулась.

— Собственно, я к тебе по делу, — Ясинэ снова коснулась мундштука алыми губами. — Сделаешь мне доспех и оружие?

— Я?! — кузнец встрепенулась. — У шисаи же свои собственные кузнецы! Из числа кошек, разве нет?

Ясинэ пожала плечами:

— Может и да, но мне нужна твоя работа.

— Я обычный кузнец, — резко, как отрезала, сказала Берлинда.

Ясинэ нырнула рукой в складки кимоно и вытащила с набедренных ножен танто. Тот самый, подаренный волку-хамелеону. Тот самый, сияющий плетением Евы изнутри.

— Нет, Берлинда, ты не обычный кузнец, — с усмешкой проговорила Ясинэ. — И ты не обычная медведица.

Берлинда мгновенно сорвалась с места в густой лес.

Ясинэ выдохнула горький дым через нос.

— Ты прокляла нас. Я же все равно не смогу тебя пленить и увести отсюда.

Медведица остановилась у первых деревьев и озверело прошипела:

— Но ты нашла меня!

— Ну, допустим, я искала не тебя. А кузнеца, — прищурилась Ясинэ. — А все остальное — нелепое совпадение.

Берлинда взрыкнула, свирепо буравя ее взглядом.

— Я никому не смогу тебя выдать и так. И даже если бы могла — не стала бы. Мне нужна твоя помощь…

Ясинэ похлопала рукой по земле рядом с собой:

— Я думала, ты не должна помнить прошлое.

— Яблоки, растущие у алтарей, восстанавливают самые яркие воспоминания, и только их… — Берлинда медленно подошла, с опаской смотря поочередно то на Ясинэ, то на бегающего тигренка, и села на то же место.

— Я не буду надоедать тебе воспоминаниями обо мне, но доспех и оружие мне правда нужны. И они должны быть выкованы твоей рукой, с твоей душой и сердцем.

— О тебе целая куча легенд ходит, — Берлинда недоверчиво цокнула языком. — Зачем тебе быть еще сильнее?

— Легенды — не более чем красивое вранье. Три капли правды, а остальное — приторный елей, — отмахнулась кисэру Ясинэ. — А сильнее есть куда, всегда есть куда. И пусть даже не я, пусть после меня… Но должен же кто-то стать сильнее Него…

— Зачем?

— Чтобы исправить то, что я должна была сделать. Но я смалодушничала, струсила. Нет… Я предала. Должен же быть кто-то смелее и вернее меня, — кисэру задрожал, и Ясинэ даже не смогла коснуться губами мундштука.

Беринда молча смотрела за тигренком.

— Я сердцем чуяла еще когда забирала тот белоснежный свадебный наряд, что так не должно быть. Я знала, что ничем хорошим это не кончится, но продолжала, повинуясь приказам. Я должна была уберечь, а я обрекла. И там, в саду, я должна была помочь, а я стояла и смотрела. Я видела, как умирает Адам, и все, о чем я думала — пожалуйста, только не я.